— Ребята там, где-то на палубе, — махнул он в сторону коридора, ведущего наружу. — Иди, они раздобудут тебе что-нибудь поесть. А я пока переоденусь.

— Я могу тебе помочь? — Динка шагнула к нему, но Хоегард покачал головой и скрылся в своей каюте.

Динка замялась в нерешительности у двери. Мысль о том, что он там, за дверью, прямо сейчас стягивает с себя мокрую рубаху, штаны, оставаясь совершенно обнаженным, волновала. Но он недвусмысленно дал понять, что не хочет ее внимания. Настаивать Динка не решилась. Он и так самоотверженно ухаживал за ней, словно сиделка, и вытащил буквально с того света. Даже представить противно то, что ему пришлось видеть и делать, пока она болела.

Может поэтому он и не хочет ее близости. Какой же мужчина, увидев ее в таком нелицеприятном виде, сможет и дальше воспринимать ее как желанную женщину? От этих мыслей в горле встал колючий ком. Динка понуро побрела в сторону выхода на палубу.

Почему это случилось именно здесь, на корабле, где кроме нее нет ни одной женщины? Почему с ней вообще случилась такая болезнь? Ведь никогда раньше месячные не причиняли ей столько неприятностей. Да, было недомогание, побаливал живот, тянуло поясницу. Но это не мешало ей носить воду из колодца, убирать за скотиной, полоскать в речке белье… Что же теперь произошло?

Выйдя на палубу, Динка зажмурилась от яркого солнечного света. Глаза, отвыкшие от солнца за время болезни, слезились и не желали открываться. Она так и не спросила у Хоегарда сколько же дней она провалялась в каюте. Он заговорил ей зубы этим устройством душевой кабины и не дал ничего спросить.

Как только Динка смогла открыть слезящиеся глаза и обвести взглядом палубу ее ждало новое потрясение.

Прямо на палубе недалеко от выхода из кубрика лежал Шторос, закинув за голову руки. Огненные пряди уже достаточно отросли, чтобы на голове его снова был живописный беспорядок из торчащих в разные стороны локонов. Не узнать его было просто невозможно. Но он был не один. Рядом с ним сидела красивая девушка с длинными каштановыми волосами. Она смотрела на него, опуская длинные ресницы, и что-то ему говорила. Ее изящная загорелая ручка блуждала по его груди, обрисовывая распахнутый ворот рубахи указательным пальцем.

Динка ощутила себя так, как будто ей перекрыли дыхание. Как будто она находится внутри огромного мыльного пузыря, поверхность которого идет радужной рябью, а внутри нет ни капли необходимого для дыхания воздуха. Сердце колотилось у самого горла, а глаза наполнились слезами. Ей хотелось отвернуться и бежать куда-нибудь подальше. Обратно в каюту. Закрыться там и никого больше не видеть. Боль, резанувшая грудную клетку, вспорола огнеупорную защиту, и сила вновь заплескалась под самой кожей — тронь, и она вспыхнет ярким пламенем. Наверное, лучше вспыхнуть и сгореть, словно живой факел, чем видеть такое…

На плечо ей легла большая прохладная ладонь. Динка вздрогнула, и мыльный пузырь лопнул, вернув ее в реальность. Рядом стоял Хоегард и задумчиво смотрел по направлению ее взгляда.

— Почему не позовешь этого идиота? — спросил он, все еще сжимая ее плечо.

Динка жадно хватала воздух, как выброшенная на берег рыба, стараясь незаметно сморгнуть выступившие слезы, чтобы они не побежали по щекам.

— Это кто с ним? — выдавила из себя Динка, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Ах, это… Это дочь капитана, — пояснил он небрежно. — Оказывается, ты не единственная девушка на этом корабле.

— Понятно… — протянула Динка. Желание сбежать обратно в каюту никуда не делось, но рука Хоегарда на ее плече останавливала ее. И Динка замерла в нерешительности.

— Эй, Шторос. Можно тебя ненадолго? — Хоегард повысил голос, чтобы на палубе его наверняка было слышно. Две головы разом обернулись на его голос, и Динка напряглась под двумя взглядами направленными на нее. И вновь почувствовала себя маленькой, ничтожной, беспомощной, но только на короткий миг.

В следующее мгновение Шторос сорвался с места, в три прыжка преодолел разделяющее их расстояние, огненным вихрем налетел на нее, сковывая в жарком объятии, и рухнул вместе с ней на деревянный пол палубы, переворачиваясь в воздухе, чтобы она оказалась сверху. Он упал на спину, прижимая ее к своей груди, и тут же перекатился, подминая ее под себя и с тревогой вглядываясь в ее лицо.

— Козочка моя! Живая и здоровая, — прошептал он, заглядывая к ней в глаза.

Скрутившаяся было внутри Динки пружина боли со звоном лопнула, и по щекам ее потекли слезы облегчения. Она все еще нужна ему.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он с видимым волнением разглядывая ее своими яркими глазами и стирая большим пальцем слезы с ее щеки.

— Поцелуй меня, — прошептала Динка. Отвечать на вопрос не хотелось, так как чувствовала она себя неважно. Пережитое только что напряжение продолжало дрожать в теле, покалывая кончики пальцев.

Динка ожидала, что он, как обычно, прижмется губами к ее губам, даря нежный глубокий поцелуй, полный обожания и сдерживаемой страсти. Динка обвила руками его шею, зарываясь в шелковые огненные пряди пальцами, и позволила себе забыть обо всех неприятностях, наслаждаясь этим предвкушением. Но он поднял голову и вдруг смущенно отстранился. Динка услышала доносящееся неподалеку негромкое рычание и с удивлением запрокинула голову. Хоегард стоял рядом, скрестив на груди руки и испепеляя Штороса взглядом. И Шторос неожиданно не стал огрызаться, а поднялся на одно колено и с улыбкой протянул Динке руку.

— Что-то не так? — Динка, поднимаясь на ноги, с недоумением переводила взгляд с одного варрэна на другого. Ни разу еще на ее памяти Хоегард так явно не демонстрировал свою ревность. Динка даже сомневалась в том, способен ли он ее испытывать.

— Иди, Динка. Мы сейчас парой слов перекинемся и догоним тебя, — широко улыбнулся ей Шторос и, развернув к себе спиной, ласково шлепнул по попе, задавая нужное направление. Динка еще раз растерянно обернулась, но они, кажется, драться не собирались. Шторос подошел к Хоегарду с очень серьезной миной, и они действительно о чем-то разговаривали. Динка сделала было шаг, но затем снова озадаченно остановилась и обвела взглядом палубу. Сейчас, когда глаза привыкли к яркому солнцу, она обнаружила, что они на палубе не одни. Широкое «поле» палубы, открытое морскому ветру и палящему солнцу, было пустынно. Все ящики и тюки убрали, лишь валялись у ограждений свернутые в бухты канаты. И это создавало ощущение безлюдности. Однако, присмотревшись внимательнее, Динка заметила многочисленных матросов, занятых своим повседневным трудом в тени кубрика и парусов. Одни мыли палубу, зачерпывая воду прямо из-за борта ведром на длинной веревке и туда же сливая ее. Другие зачем-то пропитывали черной вонючей смолой канаты. Третьи взбирались по мачтам и что-то делали около креплений парусов. А кто-то и вовсе отдыхал, растянувшись на палубе, как недавно Шторос.

Но несмотря на видимую занятость, все они с интересом наблюдали разворачивающееся на их глазах представление, которое устроили Динка и двое варрэнов. Развлечений на корабле было не много, и появление нового человека, да еще и девушки, неизбежно привлекло нежелательное внимание.

Динка подумала о том, что именно это внимание явилось причиной того, что Шторос не стал ее целовать. Хотя, раньше ему большое количество наблюдателей не мешало. Вспомнить хотя бы последний случай в таверне после того, как она проучила наемника. Тогда Шторос бесцеремонно усадил ее к себе на колени и целовал, не обращая внимания на направленные на них взгляды.

«Но сейчас все по-другому,» — строго сказала Динка сама себе, прогоняя из головы навязчивые мысли о длинноволосой красотке, что сидела рядом со Шторосом на палубе, когда Динка только вышла из кубрика. Он рад был видеть Динку живой и здоровой. И радость эта была искренняя, настоящая. Просто он не стал целовать ее в присутствии такого количества людей потому, что им теперь полгода жить и работать бок о бок с этими людьми. Прикрывать друг другу спину. Вместе преодолевать трудности.